Полная версия — http://www.stihi.ru/2012/04/14/1677   

 Иуда  («Бог да будет восславлен»), Искариот (1. «человек из Кериота», 2. «красильщик»). Иуда являлся одним из двенадцати апостолов, предавший Иисуса Христа. Сын некоего Симона, уроженец Иудеи. Иуда Искариот ведал общими расходами общины учеников Христа, носил с собой «денежный ящик» для подаяний. Евангельский текст прямо обвиняет Иуду в недобросовестном исполнении обязанностей казначея.  Резкое осуждение со стороны Иуды Искариота вызывает щедрость Марии из Вифании, помазавшей ноги Христа драгоценным нардовым миром. Христианская традиция  связывает именно с этим моментом созревание в душе Иуды Искариота воли к предательству, вложенной в него дьяволом.
    Иуда Искариот пошёл к «первосвященникам» и предложил им свои услуги: «Что вы дадите мне, и я вам предам его?» (Матф. 26, 15). Назначенная цена – тридцать сребреников (ср. Зах. 11, 12-13).
    На Тайной Вечере Иуда Искариот возлежит, в непосредственной близости от Христа, он слышит Его слова: «один из вас предаст меня (Иоанн 13, 21). В знак того, что это сделает именно Иуда Искариот, Христос подаёт ему обмакнутый кусок хлеба (13, 26). Иуда Искариот остаётся нераскаянным, и дьявол (сатана), вложивший в сердце Иуды помысел о предательстве, теперь окончательно «входит» в Иуду Искариота (13, 27). После слов Христа: «что делаешь, делай скорее» —  Иуда выходит из освещённой горницы в ночь — (выразительный символ извержения себя самого из сокрального круга во «тьму внешнюю (ср. Матф. 8, 12 и 22, 13).
    Иуда Искариот ведёт толпу, посланную схватить Христа, на известное ему место, к востоку от Иерусалима, за потоком Кедрона, и помогает своим поцелуем быстро опознать Христа в ночной темноте: «Кого я поцелую, тот и есть, возьмите его» (Матф. 26, 48). Это была ценная услуга; и всё же существует несомненный контраст между её сравнительной малостью и духовным значением, которое традиция признаёт за событием предательства одного из избранников. Контраст входит в структуру евангельской ситуации: моральное зло поступка Иуды Искариота и его значимость, как вечной парадигмы отступничества, предательства.
    После совершения «дела предательства» дьявольская инспирация оставляет Иуду Искариота.; узнав об осуждении Христа судом синедреона и  выдаче Его на расправу Понтию Пилату, Иуда Искариот в раскаянии возвращает тридцать сребреников своим нанимателям со словами: «согрешил я, предав кровь невинную» (Матф. 27, 4). Эта цена крови создаёт казуистическую проблему: деньги выданы из храмовой кассы, но не могут быть в неё возвращены по причине, лежащей на них скверны. Для решения этой проблемы, их выплачивают за земельный участок некоего горшечника, на котором устраивают кладбище для иноземцев (Матф. 27, 6-7). Иуда же в отчаянии удавился (27, 5).    В соответствии с древним принципом «проклят перед Богом всякий повешенный на дереве» (Втор. 21, 23), повешенный на древе креста Христос, принявший на себя проклятие человечества, и повесившийся Иуда Искариот, несущий бремя собственного проклятия, давали широкий простор мотивам для изобразительного искусства.     Фольклор даёт идентификацию дерева, на котором повесился Иуда Искариот («иудино дерево», осина, которая с тех пор не перестаёт дрожать).  
    Секта каинитов понимала предательство Иуды Искариота, как исполнение высшего служения, необходимого для искупления мира и предписанного самим Христом; эта точка зрения, находится в резком противоречии со всей христианской традицией. Апокрифическая литература расписывала образ Иуды Искариота, как совершенного злодея во всей его жизни до встречи с Христом. Его ставили в один ряд и Эдипом и другими отцеубийцами и кровосмесителями мифологий всего мира. Сообщалось, что Иуда Искариот был отпрыском четы жителей Иерусалима – Рувима-Симона из колена Данова (или Иссахарова) и жены его Циборен. Последняя в ночь зачатия видела сон, предупреждающий, что сын её будет вместилищем пороков и причиной гибели иудейского народа. Родители положили новорожденного в осмолённую корзину из тростника (как Моисея, ср. Исх. 2, 3) и отдают на волю морских волн; корзина приплывает к острову Скариот,  от которого Иуда Искариот якобы и получил прозвище. Бездетная царица острова воспитывала младенца, как своего сына; однако через некоторое время у неё народился настоящий сын. Иуда Искариот впервые проявил своё злонравие, чинит непрерывные обиды мнимому брату. Выведенная из себя царица открывает секрет. Иуда Искариот в ярости убивает царевича и бежит в Иерусалим, где поступает на службу к Пилату, снискивает его особое расположение. Рядом с дворцом Пилата лежал сад Рувима-Симона. Пилат посылал Иуду Искариота воровать плоды этого сада. Однажды, при очередном воровстве Иуда Искариот случайно столкнулся с хозяином сада, и убивает его, оставаясь никем незамеченным. Пилат подарил Иуде Искариоту собственность покойного хозяина  и женил его на вдове, то есть, на матери Иуды. Узнав из причитаний своей жены, тайну своих отношений к Рувиму-Симону и Циборее, Иуда Искариот отправился к Христу, чтобы получить от Него прощение своих грехов. Затем следовали известные евангельские события.
 
Использованная литература:
 
Евангелия от Иоанна, Матфея, Марка, Луки.
Пророчества Иеремея (32, 9)
Пророчества Захария  (11, 12)
Ветхий Завет (Втор. 21, 23; Исх. 2, 3)
Деяния апостолов (Деян. 1, 18)
Мифологический словарь, М., «Советская энциклопедия», 1991, с. 260-261.    
 
 
           ИУДА ИСКАРИОТ
 
                                Музыкальная пьеса
 
                       Действующие лица и исполнители:
Иисус
Иуда
Иоанн
Пётр
Фома
Матфей
Мария Магдалина —  спутница Иисуса
 
     В сценах: ученики Иисуса, Народ Иерусалима, римские воины, ангелы, детский хор.
 
     Место действия – Палестина, Иудея.
     Время действия 30 – 33 год н.э.
 
     Нотное музыкальное оформление пьесы представлено в приложении.
 
 
                                               МУЗЫКА
 
     Драма, лежащая в основе пьесы, развёртывается на фоне безмятежно — го странствия Иисуса и его учеников по прекрасным холмам и долинам Галилеи, утопающих в зелени садов. Между Иисусом и его учениками царит мир и согласие, исполненные братской Любови и нежности, простоты и одухотворения.
     Музыкальное вступление, основанное на мелодии песни «Город святых», является одновременно и лейтмотивом всей пьесы.  Музыка вводит в обстановку тяготения души к Небесному Духовному Граду и связана с драматической коллизией пьесы. Могут быть использованы   музыкальные контрасты на протяжении всей пьесы и в каждом отдельном акте по желанию музыкального постановщика этой пьесы.
     Между отдельными актами пьесы желательно использование оркестровых антрактов, где музыка предвосхищает настроение последующих актов. В предпоследнем и, особенно, в последнем акте преобладает напряжённое сценическое действие. Финальная монологическая сцена Иуды отличается здесь  наличием музыкального речитатива и включает островки песенной мелодики; для углубления трагизма образа Иуды.  Этот приём даёт почувствовать в нём всю глубину черт злодея, замаскированную словесным туманом, балагурством, со зловещим оттенком.
В последней сцене преобладают мрачные, тяжёлые аккорды, подчеркивая жуткий колорит ситуации. Монолог Иуды полон лихорадочного возбуждения; в нём чередуется страх, бешеная ярость, ненависть ко всему на свете. Напряжение непрерывно нарастает.
     Последние моменты пьесы в детском дуэте скрашены наивностью и простотой, искренностью и чистотой, символизируя победу добра и света над ложью, мраком и предательством.
 
                                        ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
 
                                              АКТ ПЕРВЫЙ
 
     В глубине сцены, на камне, у берега озера сидит Иисус, одетый в светлые одежды, любуется красками заходящего солнца и чертит палочкой на песке какие-то знаки.
     Поодаль от Иисуса сидят на камнях два его ближайших ученика Иоанн и Пётр Симонов. Они стараются не нарушать раздумий Иисуса. Слышится тихий плеск волны и щебет птиц. Доносится нежная, лёгкая песня «Город Святых» (слова народные), которая, постепенно замирая, становится лишь фоном разворачивающегося действие пьесы.
 
                    Детский хор (поёт)
 
Вечность святых видится мне,
Дом мой небесный в родной стороне.
Ночью и днём вижу, как наяву,
Город святых, а над ним – синеву...
 
Странник я здесь, мне трудно в пути.
Но уж немного осталось идти
Цепью земных бесконечных дорог,
Где даже сны в ожиданье тревог.
 
Припев:
Там, только там – небо чисто от гроз,
Там, только там – в небе тесно от звёзд.
Там звуки арф и повсюду цветы,
Там – моей жизни святые мечты...
 
К небу возносится песня моя:
«Господи, я умоляю Тебя:
В дом к себе блудного сына прими,
С лаской отцовской меня обними...»
 
Ночью и днём вижу, как наяву
Город святых, а над ним – синеву...
Вечность святых видится мне,
Дом мой небесный в родной стороне.
 
Припев:
Там, только там – небо чисто от гроз,
Там, только там – в небе тесно от звёзд.
Там звуки арф и повсюду цветы,
Там – моей жизни святые мечты.
 
П ё т р  (положил свою руку на плечо Иоанну, обращается к нему негромко) Ты замечаешь, брат Иоанн, с тех пор, как пристал к нам Иуда, словно рыбка-прилипала, наш учитель Иисус часто стал грустить?
И о а н н  (отвечает, глубоко  вздыхая) Знаешь, брат Пётр, признаюсь сердечно, что с этой поры и мне стало как-то не по себе...
П ё т р  (говорить с некоторым возбуждением) Я не знаю никого, кто бы мог сказать об Иуде хоть одно доброе слово. Все в один голос говорят, что он корыстолюбив и коварен, на каждом шагу притворствует и лжёт.
И о а н н  (говорит, с состраданием к Иуде) Зачем он ссорит нас всех постоянно? — это же для него самого, в первую очередь, не хорошо...
П е т р (подымается с камня, говорить громче) Он всегда думает о чём-то своём. Заползает тихо, словно уж, а выходит вон – с шумом, как скорпион. Даже у воров, грабителей и лжецов есть друзья-товарищи, кому они говорят правду, а Иуда и честных, и воров поносит, хотя сам первый плут, вор и безобразен — до невозможности. Не наш он, этот противный, рыжий, как бес Иуда из Кариота...
И о а н н  (осторожно дотрагивается до руки Петра, говорит негромко)   Прошу тебя, брат, говори поспокойней и не так громко, нас учитель Иисус может услышать. Не станем его беспокоить за ненадобностью.
П е т р  (понижая голос) Что я могу поделать, у меня такой нрав, мне невмоготу терпеть всякое зло… (задумчивый садится на камень).
И о а н н  (обращается к Петру извинительным тоном) Не обижайся на меня, Пётр, я не в обиду тебе сказал, но ради любви к тебе и к Иисусу.
П ё т р  (скрестил руки у себя на груди) Вот ещё новости. С чего ты взял, что я обиделся на тебя? Я действительно бываю несдержанный в подобных  вопросах и не скрываю этого. Иуда и свою семью бросил на произвол судьбы, ничего не оставил им на пропитание, кроме камней в своём дворе. Вот уж много лет блуждает он от моря и до моря без всякой цели, всюду высматривает своим воровским глазом, где и что плохо лежит. И везде он лжёт и изворачивается хитрый и злой, как кривой бес...
И о а н н  (старается говорить как можно мягче) Я даже не заметил, как Иуда оказался среди нас?
П ё т р  (снова говорит громко и взволнованно) Да и я не припомню точно, когда впервые оказался рядом с нашим Иисусом этот безобразный рыжий иудей? Ведь он уже давно неотступно, словно тень идёт по нашему пути и хоть ты кол ему на голове теши, хоть ты плюнь ему в глаза, а он утрётся и снова бредёт за нами. С него, всё, как с гуся вода. Так и лезет он ко всем со своими разговорами, пресмыкается перед каждым, заискивает, низкопоклонствует, угождает всем и ехидно улыбается. Он так и бросается всем в глаза и в уши, эта невидаль безобразная и омерзительная...
И о а н н  (говорит с волнением) Прошу тебя, брат Пётр, пожалуйста, успокойся немного, говори чуть-чуть потише, видишь, Иисус размышляет. Сегодня вечером он снова будет проповедовать. Согласись, ведь это не просто...
П ё т р   (говорит тихо) Сколько раз я пытался суровыми словами отгонять Иуду от Иисуса. Он на короткое время пропадёт, прячется от нас где-то в придорожной пыли и снова незаметно появляется среди нас хитрый, услужливый, льстивый, этот кривоглазый бес. Я всем своим существом чувствую, что в его желании приблизиться к нашему учителю, скрыт какой-то тайный, злой, коварный умысел… Но Иисуса неудержимо влечёт к отверженным и нелюбимым, каким-то светлым, таинственным духом противоречия. Удивительно, что он так решительно принял Иуду. Включил его в круг своих избранных учеников (долго молча потирает свои ладони, заговорил совсем тихо). Вот и сейчас, мы, его ученики, волнуемся, сдержанно ропщем, а Иисус тихо, задумчиво сидит, молча, смотрит на закатное солнце и, может быть, слышит наши волнительные речи, но виду не подаёт.
 
                      Пётр (музыкальным речитативом):
 
Хранит Христос в прозрачной глубине
Своей души, внимательной и чуткой -
Недвижимый прозрачный воздух чистый;
Прекрасен Он — с Отцом наедине...
 
Всё, что кричит, и плачет и поётся
Людьми, листвою, птиц многоголосьем, -
Хранит его душа и плачь, и пенье,
Прекрасен Он с Отцом в уединенье...
 
Мольбы, молитвы, жалобы, проклятья
И голоса иной, незримой жизни -
Всё — мир единый, в нём — все люди – братья...
Прекрасен он с Отцом в Его Отчизне.
 
Вот солнца шар, скатившись к горизонту,
Кострами небеса воспламеняя,
В лице Иисуса, словно отражаясь –
И стал Христос для нас подобен Солнцу
И всё вокруг красно: сады и люди...
И всех Иисус Христос нас равно любит!..
 
     Появляется Матфей. Все ученики Христа поочерёдно обнимаются.        Иуда приближается к ним  крадучись, с оглядкой, окидывает всех подозрительным, недоверчивым взглядом. Все от него отворачиваются. Иуда, низко кланяясь, выгибая спину, осторожно и пугливо вытягивает свою безобразную голову, чтобы на него обратили внимание. Неизвестно зачем он стал припадать на одну ногу, будто хромает; стал притворяться хилым, больным и несчастным. Не добившись сочувствия и внимания к себе, Иуда отошёл в сторону, присел невдалеке на камень, растирая своё колено, будто ушибленное, потирая рукой у себя в области левой груди, будто у него болит сердце, потирает свои виски, словно его мучительно беспокоит головная боль...
М а т ф е й  (говорит громко, чтобы слышал Иуда) Братья, вот уже несколько дней подряд я пытаюсь вытащить из своих ушей шершавые, отравленные занозы лжи и клеветы Иуды. Его безобразные язвительные насмешки над добродетельными людьми, внушают тревогу, что он может и о нас такое говорить. В его голове нет тишины и согласия, во всём ему чудится злой умысел. Не даром лицо его так безбожно деформировано, и чёрный острый глаз его всегда остаётся также неподвижно-застывшим, как и второй его слепой глаз...
П ё т р (говорит также громко) Когда я впервые увидел, как в припадке робости слезиться его единственный полузакрытый глаз, я понял, что такой человек не может принести нам добра...
М а т ф е й (говорит в полголоса) А наш Иисус приблизил его и даже посадил этого Иуду рядом с собой.
     Иуда быстро приблизился к ним, уставив на них свой единственный настороженный глаз, и стал лихорадочно прислушиваться. Ученики приумолкли. Иоанн брезгливо отодвинулся от него, а остальные потупились неодобрительно, искоса поглядывая на Иуду. Иуда сел рядом с Иоанном и стал ему громко жаловаться на свои болячки.
И у д а  (обращается к Иоанну с притворством) Вот уж кажется, что я со своими болячками сжился душа в душу, они всё же меня донимают. Особенно беспокоит меня грудь (Иуда  потирает свою грудь своей огромной ладонью и притворно кашляет). По ночам меня грудь сильно беспокоит, а когда я восхожу на горы, то сильно задыхаюсь, у меня кружится голова.
М а т ф е й  (говорит с отвращением) Иуда, вот ты говоришь нам всё это, чтобы разжалобить нас, будто сам не знаешь, что все болячки у человека от несоответствия его поступков с заветами Отца небесного...
И у д а  (говорит обиженным тоном) Вот вы не верите мне, братья, а сегодня у меня так прострелило в поясницу, что мне теперь и сама жизнь стала немила...
И о а н н  (с возмущением) Тебе самому не противна эта ложь, Иуда? Я не могу более выносить твои притворства и уйду от тебя куда подальше...
П ё т р  (Взглянул на Иисуса, встретил участливый взгляд своего учителя, подошёл быстро к Иоанну, положил ему руку на плечо, желая остановить его). Подожди, брат… (резко подошёл к Иуде, словно большой камень, скатываясь с горы, похлопал его по согбенной спине, заговорил громко, с подчёркнутой приветливостью) Теперь ты с нами, Иуда… Это ничего, что у тебя такой безобразный череп и скверное лицо, в наши сети заплывали и более ужасные уродины, но когда мы их сварим, они оказывались вполне съедобными. Рыбаки Господа не выбрасывают из своего улова рыбин только потому, что они в слизи, колючие и одноглазые.    Когда я впервые поймал осьминога, я так напугался этого чудища, что поначалу хотел убежать от него и спрятаться где-нибудь в ущелье (обращается к Иоанну и Матфею) помните, братья, когда я вам рассказывал об этом случае, вы так смеялись, что долго не могли успокоиться? Наш брат Иуда очень похож на того осьминога, особенно своей левой половиной лица. Я поначалу тоже хотел убежать от него подальше и спрятаться. Теперь я уже привык к нему, и когда он надолго исчезает, мне его очень не хватает.
     Всезасмеялись, Иуда улыбнулся,  но тягостное состояние у него осталось. Слишком уж это сравнение с осьминогом было правдоподобным. Огромный единственный глаз, жуткие щупальца, которыми он в любую минуту готов обнять, раздавит и равнодушно высосет жизнь у своей жертвы. Пётр и Матфей уходят за кулисы.
И у д а  (приблизился к Иоанну, обратился к нему) Почему ты молчишь, Иоанн, твои слова подобны золотым, молодильным яблокам из волшебного сада, подари хоть одно из них своему брату Иуде, который беден и нелюбим всеми… Иоанн пристально посмотрел в широко раскрытый единственный глаз Иуды и молчал. Иуда, словно уж отполз от Иоанна и скрылся за кулисами.
Ио а н н  (подошёл к Иисусу, присел рядом с ним на траве, приветливо обратился к учителю) Нам пора идти, учитель, люди уже собрались, хотят услышать твою проповедь в саду у храмовой стены… (Иисус с Иоанном  уходят)
 
                                                АКТ ВТОРОЙ
 
     Утро в летнем саду. Слышно разноголосое пение птиц. На лужайке сидят небольшими группами все двенадцать учеников Иисуса. Рядом с Иисусом расположились Иоанн, Пётр, Фома и Иуда. Иисус исполняет песню «Разве друга ищут» (слова народные), ученики подпевают ему на припеве (последние две строки каждого куплета).
                 И и с у с  (поёт)
 
Так уж получилось, что сошлись дороги
Вовсе незнакомых, но сошлись в одну...
Если вдруг в дороге грусть вас потревожит,
Знайте: я с любовью руку протяну!..
 
Если же несчастье вдруг на вас нагрянет,
На ресницах ваших заблестит слеза,
Знайте: сквозь туманы я с любовью гляну
Очень осторожно – в самые глаза...
 
С другом можно плакать, можно и молиться,
С другом можно просто сесть и помолчать...
Кто сказал, что с другом можно не считаться?
Друга первым делом надо уважать.
 
Разве друга ищут, разве выбирают?
Друг приходит в сердце просто невзначай.
Разве другом в жизни всякого считают?
Недруга от друга надо отличать...
 
     После исполнения песни все ученики разом живо заговорили, каждая группа говорила о чём-то своём. Послышались смех и шутки. Иисус встал, воцарилась тишина, и все ученики встали. Иоанн подал Иисусу небольшой общинный денежный ящик, Иисус протянул его Иуде. Иуда расплылся в улыбке, и единственный его живой глаз засверкал невероятным таинственным блеском.
И и с у с  (вручая Иуде денежный ящик, говорит очень просто) Иуда, учитывая твою деловую смекалку, наше братство доверяет тебе  общинную кассу. Вместе с этим, на тебя ложатся все хозяйственные заботы: покупка необходимой пищи и одежды, раздача милостыни, а во время странствований, ты будешь приискивать нам место для остановок и ночлега.
     Иуда принял из рук Иисуса общинную кассу с нескрываемой радостью, но слишком  суетился: он перекладывал  ящик с одной руки на другую, или словно прятал его у себя за спиной. Как-то странно улыбался, благодарил и кланялся так низко, что вызвал всеобщий смех, но при этом он и сам Иуда  громче всех смеялся. Иисус сел, и все ученики последовали его примеру.
И у д а  (быстро заговорил, окидывая всех торжествующим взглядом) Вот увидите, братья, я оправдаю ваше доверие. Я удовлетворю все ваши ожидания и предвосхищу самые смелые ваши мечты. Вы увидите, что не прогадали, поручив мне свою денежную кассу, напротив, скоро вы скажите: «Нам так не хватало казначея-Иуды!..» (заметив, что все ученики иронически улыбаются, Иуда решил поменять тему разговора). Я вижу, что мои слова делают вашу жизнь похожую на смешную, а иногда и на страшную сказку — это хорошо. Иначе жизнь может покрыться болотной тиной. Я хорошо знаю всех людей. Каждый человек совершил в своей жизни какой-либо дурной поступок или преступление и не признаётся себе в этом. Стоящие люди умеют основательно скрывать свои дела и мысли. Но если такого человека окружить вниманием и приветом, да с умом выспросить, то из него потечёт всякая мерзость, как из проколотого гнойника… Я сам иногда лгу, чего греха таить, но нет в мире людей обманутых более чем я.
     Меня легко обманывают даже животные. Известное дело, что если захочешь приласкать собаку, то она может укусить за пальцы. Станешь  колотить собаку палкой, так она начинает лизать ноги и смотреть преданно  в глаза. (Иуда окинул всех испытывающим взглядом) Однажды я не рассчитал, когда воспитывал палкой одну кусачую собаку; я прибил её до смерти. Потом закопал её, а сверху положил большой камень и, чтобы вы думали? — она по ночам стала приходить ко мне и тревожить меня своим весёлым лаем, словно она сошла с ума. А я не пойму, то ли мне снится это, то ли наяву… (все смеются над ним, Иуда говорит с притворной обидой в голосе). Вам  вот смешно, а мне было не до смеха, она приходит ко мне каждую ночь и лает вот так (Иуда стал на четвереньки, изображая собаку и начал лаять) тяф, тяф, гав...  гав, гав, тяф!.. Все присутствующие громко смеялись. Иуда смотрел на всех с торжествующим взглядом, и высказал признание: Но если сказать правду, то я пошутил. Собак я никогда не убивал. Мне просто хотелось развеселить вас...
П ё т р  (говорит строго) Иуда, меня ты не развеселил. И что у тебя за привычка такая: всегда говорить неправду? Часто ты рассказываешь нам неправдоподобные вещи, обвиняешь всех без разбору, даже самых почтенных людей во всяких невероятных грехах. Ну, а твои родители, разве были они лишены добродетелей?
И у д а  (уставился  единственным неподвижным глазом на Петра долго, с подозрением смотрел на него) Разве я могу знать, кто был мой отец, об этом надо спросить у моей матери. Может быть, у меня было много отцов – козлов и индюков… (все присутствующие с возмущением смотрели на Иуду)
М а т ф е й (возмущённым голосом) Разве не сказано было Соломоном: «Кто злословит отца своего и мать свою, того светильник погаснет среди глубокой тьмы?
И о а н н  (спросил, выговаривая по словечку) А что ты скажешь о нас, Иуда из Кариота?..
И у д а  (с притворством замахал на Иоанна обеими руками, заныл голосом нищего, безуспешно просящего подаяния у прохожих) Ну, зачем, скажи, Иоанн, ты так немилосердно искушаешь бедного Иуду? Зачем вы смеётесь и хотите принизить бедного, доверчивого Иуду?..
П ё т р  (взял Иуду за рукав одежды, отвёл в сторону, приблизил его к себе и тихо, но грозно спросил) А что ты думаешь об Иисусе? Только не шути, прошу тебя...
И у д а  (злобно взглянул на Петра, ответил громко) А ты сам что думаешь?
П ё т р  (вздрогнул оттого, что Иуда пытается громко решить этот вопрос, и снова тихо произнёс) Я думаю, что Иисус – возлюбленный сын Всевышнего Господа нашего.
И у д а  (говорит  вызывающе громко) Зачем же ты спрашиваешь меня о том, в чём сам убеждён?
П ё т р (снова говорит тихо) Но, а ты любишь Иисуса, ведь судя по твоим словам, Иуда, ты никого не любишь...
И у д а  (ответил отрывисто со злобой) Люблю… но кому, какое дело… (резко повернулся и ушёл за кулисы, унося с собой ящик с деньгами)
                                                                                               Занавес опускается
 
                                           ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
 
                                                  АКТ ТРЕТИЙ
 
     У входа в грот, выложенного из камней в виде арки, увитой мелкими белыми цветочками, сидят Иуда, считает деньги, рядом с ним сидит Фома, плетёт корзину.
     Иуда достаёт из ящика монеты играет ими: набирает их целыми пригоршнями и сыплет их снова в ящик, с удовольствием слушает их звон, или берёт по одной монетке, рассматривает их на солнечном свете и пробует на зуб. Разговаривает громко сам с собою или обращается к Фоме.
И у д а  (говорит с восторгом)Ну вот, денежный ящик у Иуды сделался почти полным, уже и носить его стало тяжеловато. А я, грешным делом, думал, что все люди плохие, но они хорошие, легковерные и не скупятся давать мне деньги, когда я после проповеди Христа «причаливаю» к ним и прошу не скупиться. Вот вы меня осуждаете, говорите, что я слишком привязан к деньгам. Ну конечно, Иуда плохой. Снова и снова Иуда обманут, вечно из меня хорошего — делают плохим. Обманывают бедного, доверчивого Иуду из Кариота на каждом шагу. (Обращается к Фоме, голосом полным притворства) Согласись со мной, Фома, что в деревне, из которой мы только что ушли, обитают нехорошие люди, по-моему, они даже намеревались побить нас, будто мы прошлой ночью украли у них козу. А ведь я говорил Иисусу, что не нравится мне это селение, лучше б его было обойти стороной. Но Иисус меня не послушал. Когда вы уже все ушли из села, мне не просто было остудить их гнев, они хотели догнать вас и побить камнями. А что сделал Иуда? Я разыграл такую сцену, изображая то разгневанного безумного, то кроткого ангела; я умолял их, я падал на землю и бился в припадке, я бешено метался перед ними, умолял их и лгал им, я раздирал на себе одежду. Меня даже грозились убить, но оказалось, что они вскоре нашли свою козу, которая запуталась в высоких, колючих кустах шиповника. Но Иисус не оценил мой подвиг. Напротив, даже перестал замечать меня, хотя я всегда пытаюсь быть у него на глазах… Раньше он всегда улыбался на некоторые мои удачные шутки и, если долго не видел меня, то спрашивал: где же наш Иуда? А теперь глядит на меня и точно не видит Иуду, или поворачивается ко мне спиной. Не оценил Иисус моего подвига, а ведь я, возможно, спас всех вас… Что же ты молчишь, Фома, будто каменный?.. (Фома ничего не ответил Иуде)
                             Ф о м а  (Поёт. Слова народные))
 
Мужайтесь, братья-моряки,
Хоть грозен бурный вал,
Вдали видны уж маяки,
Их свет нам засиял.
 
Душой Свободу возлюбя,
Кладём предел скорбям.
Пристать достойно надо нам
К небесным берегам.
 
Награда, братья, уж близка:
В той гавани покой.
Долой, унынье и тоска.
Возрадуйтесь душой!..
 
Сплотимся, как одна семья,
Крепите паруса,
На берегу нас ждут друзья,
Слышны их голоса...
 
Не падать духом, моряки,
Нам унывать нельзя.
Всё ярче светят маяки,
Бог в помощь вам, друзья!..
 
И у д а   (жалуется Фоме)  Эх, Фома, Фома!.. Вот и ты, пытаешься не разговаривать со мной, а ведь ещё недавно, ты допытывался о каждом моём слове, так что мне не было от тебя никакого спасения. И мне всё только говорил: это надо доказать. Ты сам это слышал? А кто ещё там был кроме тебя? А как его зовут?.. Докапывался до каждой мелочи так, что я иногда и закричу на тебя: Ну, чего ты хочешь? Я всё сказал тебе, всё!.. Но ты также невозмутимо продолжал меня допрашивать, пока я не закричу на тебя: какой ты глупый, Фома, как это вот дерево, стена или осёл. Вот только тогда ты отставал от меня на минуту, а в следующую минуту снова спокойно говорил мне: нет, ты всё-таки докажи мне… Я просто готов был уже упасть без памяти, а ты всё твердил своё… А что случилось теперь? Почему ты всё молчишь и молчишь, Фома, а? Почему ты ни о чём меня не спрашиваешь, а? а?  (Фома продолжал плести свою новую корзину и хранил молчание, Иуда заныл голосом несчастного) Вот так и Иисус. Для всех он нежный и прекрасный цветок, благоухающий, как нежная иорданская лилия, а для Иуды достаются взгляды, колючие, как шипы у розы… Словно у Иуды каменное сердце и нет души… (Садится рядом с Фомой, трогает его за рукав) скажи, Фома, ты любишь нежную иорданскую лилию, у которой лёгкий румянец на щеках и стыдливые глаза?..
Ф о м а  (Долго молча смотрит на Иуду, отвечает неохотно) Иорданскую лилию я обожаю и мне приятен её благоухающий запах, но я никогда не встречал лилию с румянцем на щеках и чтобы у неё были стыдливые глаза...
И у д а  (противно смеётся) Ой, Фома, Фома, как же трудно достучаться в твои ворота. Разве ты забыл, что вчера рукастый кактус своими острыми ногтями разодрал твою новую одежду, которую только что мы купили на деньги, взятые из нашей кассы, вот в этом самом ящике. Указывает Фоме на ящик с деньгами; Фома посмотрел на ящик и молча, пристально стал с удивление рассматривать Иуду. Если у кактуса есть руки, то почему у лилии не может быть глаз? (противно хихикает)Что ты на меня так смотришь, Фома, как будто никогда меня не видел?.. Вставай, поднимайся, Фома, доплетёшь свою корзину для продуктов в следующий раз. Видишь, наши братья снова отправились в путь. Посмотри они идут по пыльной дороге гуртом, как стадо баранов. А ты умный, Фома, поэтому всегда ходишь позади их. А я, прекрасный, бесценный Иуда, словно жалкий раб, буду идти следом за тобой...
Ф о м а  (спрашивает у Иуды с простодушием) Чем это можно объяснить, Иуда, что ты сам себя величаешь прекрасным и бесценным?
И у д а  (смеётся) Я красив в поступках, Фома, и бесценен денежными сокровищами, которые я оставляю в надёжных местах под камнями на каждом нашем привале и готов с тобою, Фома, поделиться. Ты ведь не глупый, Фома, но если к этому прибавить ещё и богатство, цены тебе не будет...
Ф о м а  (резко встал со своего места, подошёл к Иуде вплотную) Ты что, Иуда, всерьёз предлагаешь мне такую предательскую, подленькую сделку
И у д а  (быстро отошёл от Фомы в сторону) Да пошутил я… Ты что, Фома, совсем шуток не понимаешь? То-то я и вижу, Фома, что у тебя лоб, как медный… Пошли догонять братьев, а то мы сильно отстанем от них… (Фома уходит,  то и дело, оглядываясь, перекладывая ящик с деньгами, из одной руки в другую)
Ф о м а  (кричит ему в след) Ври, ври, да знай же меру… Начинает один за другим поднимать камни и осматривать под ними. Он с трудом переворачивал и отваливал их в разные стороны. Под  камнем, на котором сидел Иуда, он вдруг  увидел деньги и воскликнул: Так, так!.. Пошутил, говоришь, Иуда!.. Говоришь, что Фома шуток не понимает… Хорошие у тебя шуточки, братец Иуда!.. Вот почему ты стонешь и скрипишь зубами по ночам. Вот почему ты жаловался мне, что не любит тебя Иисус. Ты лжёшь, крадёшь и злословишь постоянно, как же ты хочешь, что бы мы любили тебя (берёт под камнем, спрятанные Иудой  деньги и, словно спохватившись, громко восклицает) Господи,братья мои теперь ушли далеко (поспешно уходит).
 
                                            АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
 
     Между двумя высокими камнями  ученики Иисуса мастерили для него как бы шатёр для отдыха от полуденного солнечного зноя. Рядом со своим учителем были все ученики кроме Иуды, Фомы и Петра. Пока делался шатёр, другие ученики, расстелив свои плащи, сели на них вокруг Иисуса, развлекали его весёлыми речами и шутками. Иоанн сплетал из цветов венок для учителя. Звучала негромкая песня детского хора (Слова Е. Варжевской).
 
Белые, бледные, нежно-душистые
Грезят ночные цветы.
С лаской безмолвной лучи серебристые
Шлёт им луна с высоты.
 
Силой волшебною, силой чудесною,
Эти цветы расцвели;
В них сочетались с отрадой небесною
Грешные чары земли.
 
Трудно дышать… Эта ночь опьянённая,
Знойной истомой полна.
Сладким дыханьем цветов напоённая,
Душу волнует она.
 
Шепчут цветы свои речи беззвучные,
Тайны неведомой ждут.
Вплоть до рассвета, с луной неразлучные,
Грезят они и поют!..
 
     Смолкла песня хора. Иоанн закончил плести свой цветочный венок, с нежностью возложил его на голову Иисусу, под радостные возгласы всех учеников. Затем Иоанн нашёл между камней, голубенькую, маленькую ящерицу, и с нежностью, тихо смеясь, передал её из своих ладоней Иисусу. Иисус с улыбкой рассматривал ящерицу и раскрыл свои ладони. Ящерица быстро убежала за камни под весёлые улыбки собравшихся.
     Закончив сооружение шатра, и, увидев усталость Иисуса от жары, ученики предложили ему отдохнуть в тени. Иисус лёг в шатре, а ученики удалились на небольшое расстоянии, стали вокруг Иоанна и о чём-то вели тихую, мирную беседу. Появились Пётр, Фома и Иуда. Разгневанные Пётр и Фома, почти волоком притащили Иуду к Иисусу, держа за ворот его платья. Испуганный, бледный Иуда не сопротивлялся. Он двумя руками прижимал ящик с деньгами к своей груди, принимая покорный вид раскаявшегося вора.
П ё т р  (говорит с возмущением, громко обращаясь к Иисусу) Учитель, полюбуйся на него… Вот он вор!.. Он крадёт наши общие деньги и прячет их под огромными камнями...
Ф о м а  (говорит гневно, обличая Иуду в воровстве)  Он только прикидывается немощным и больным, но поднимает огромные камни и прячет под ними наши деньги. И меня пытался подговорить стать его сообщником… Иисус молчал. Он внимательно и строго взглянул на Петра и Фому. Они смутились, разжали руки, отпустив ворот Иуды.
И у д а   (с видом глубоко раскаивающегося преступника, смиренно взглянул на Петра и на Фому, проговорил голосом полным  страдания)
Простите, братья, меня бес попутал… Иисус строго взглянул на Петра и на Фому, и они отошли в сторонку. Иоанн приблизился к шатру, но не решился приблизиться к Иисусу и Иуде. Постояв у входа в шатёр, Иоанн подошёл к своим братьям.
И о а н н (обратился к братьям) Учитель сказал… что Иуде можно брать денег, сколько он захочет и что никто не должен его осуждать за это. Он сказал, что деньги принадлежат ему, как и всем остальным братьям. Учитель сказал Иуде, что братья его тяжко обидели и за это им должно быть стыдно… (Пётр сердито засмеялся)
И о а н н  (обращаясь к Петру) Не хорошо, брат. Зачем ты сейчас смеёшься?.. Из шатра вышел Иуда, криво улыбаясь; Иоанн подошёл к нему и трижды поцеловал его; все братья, кроме Фомы, последовали примеру Иоанна.
Пё т р (подошёл к Иуде последним, говорит извинительным тоном) Все мы тут глупые и слепые, Иуда, одному Иисусу дано истинно видеть твою душу, а потому не таи на нас обиды. Позволь тебя поцеловать, Иуда...
И у д а  (скривился в улыбке) А почему бы и тебе не поцеловать меня, брат Пётр? (Пётр целует Иуду и  говорит Иуде на ухо громко, чтобы все слышали) А я по своей глупости, чуть было тебя не удушил; брат Фома схватил тебя за шиворот, а я ухватил тебя прямо за горло; тебе, наверное, больно было, Иуда?..
И у д а  (страдальчески потрогал себя за горло) Да вот и сейчас ещё немного побаливает, но это ничего, это всё пройдёт...
И о а н н (обращается к Фоме) Ну а ты, Фома, что же не целуешь своего брата Иуду?..
Ф о м а  (смутившись) Брат Иоанн, я ещё не решился на этот мужественный поступок, мне надо подумать, надо побороть в себе отвращение… Все о