История и современность » Архив номеров » История и современность. Выпуск №2(26)/2017 » Публикация

Аннотация В статье предпринимается попытка проследить глубинную и сущ-ностную взаимосвязь Крестьянской реформы 1861 г. и революционной катастрофы 1917–1918 гг. в России. Проводится анализ социально-политических последствий того способа планирования и реализации реформы, который предполагал пролонгацию и даже определенное ужесточение практик политико-правового исключения бывшего частновладельческого крестьянства из социально-политической жизни российского общества наряду с существенным усилением фискального гнета и иных способов безвозмездного отчуждения продуктов крестьянского труда. Все это в целом оформилось в политику «консервации» российского крестьянства в «общинно-передельном гетто», что за несколько пореформенных десятилетий сформировало главную, стратегическую угрозу самодержавному имперскому порядку. Пересмотр этой политики в ходе революции 1905 г. и посредством реформ П. Столыпина открыл возможности для перехода крестьян к подворному землевладению. Но эти новые реформы не смогли упразднить доминирующее положение передельной общины в российской деревне, да и не предполагали этого. Они лишь сделали очевидным и политическим размежевание передельной и подворно-хозяйствующей деревни. А с весны 1917 г. стихия аграрной, общинно-передельной революции, поравнений и погромов частноземлевладельчес-ких хозяйств стала тем тараном, с помощью которого большевиками была осуществлена значительная часть работы революционного низвержения старого социального порядка. Начался новый, советский этап российской истории. The article makes an attempt of tracing the deep and essential interrelation between the Emancipation reform of 1861 and the revolutionary catastrophe of 1917–1918 in Russia. It also analyzes the socio-political consequences of the pattern of planning and implementation of reforms which implied a prolongation and even a certain harder line of the practices of political and legal elimination of the former private property peasants from the social and political life of the Russian society along with a considerable strengthening of fiscal burdens and other ways to subtract the output of peasants labour. In general this defined the policy of “conservation” of the Russian peasants in the “redistributive community ghetto” which during several post-reform decades formed the major strategic threat to the sovereign imperial order. The revision of the policy in the course of the Revolution of 1905 via Stolypin’s reforms had opened the ways to the peasants’ transition to household land-owning pattern. But those reforms would fail to eliminate the dominating redistributive community in the Russian village; moreover, they did not suppose that. They just made obvious and political the separation between the redistributing and household villages. And starting from the spring of 1917 the chaos of the agrarian community-redistributing revolution, equalizations and outrages of the private house-holding farmsteads became the battering-ram that helped the Boldsheviks to fulfil the most part of revolutionary elimination of the former social order. So there started a new, Soviet, stage of the Russian history. Подробнее https://www.socionauki.ru/journal/articles/1313955/